art
выпуск #0
emisia
к журналу
Элизабет
Сиддал
балладная традиция
и женская тема
art
ИСТОРИЯ
ЕКАТЕРИНА КОЛОСОВА
единомышленников — Джона Эверетта Милле (1829−1896), Уильяма Холмана Ханта (1827−1910) и Данте Габриэля Россетти (1828−1882). Их объединила идея обновления искусства и освобождение от статичного стиля традиционной академической живописи, пропагандируемой Королевской академией. Эталоном образцового, «старого» стиля у группы художников считались работы Рафаэля Санти (1483−1520), выдающегося художника Высокого Ренессанса. Молодые художники, получившие имя прерафаэлитов, объявили британскую живопись вялой и безжизненной, а главным объектом их критики стал первый президент Академии, сэр Джошуа Рейнольдс (1723−1792).
сенью 1848 года в Лондоне состоялась встреча художников-
О
Джошуа Рейнольдс
Автопортрет. ок. 1776
составляющую изобразительного искусства. Отныне художникам следовало писать с натуры. На своих полотнах прерафаэлиты изображали узнаваемых натурщиц, что неизбежно приводило к громким скандалам. Другой отличительной особенностью стало обращение к сюжетам из народной литературы, балладной традиции, средневековым драмам, шекспировским сюжетам и библейским интерпретациям.
рерафаэлиты главным образом подвергли пересмотру сюжетную
П
«Братство» подвергло пересмотру и живописную технику. Они ушли от темных тонов, которые давал использовавшийся в то время битум, стремились к чистоте живописного изображения, высокой точности в детализации и насыщенности оттенков, характерных для эпохи Кватроченто (итальянский XV век). Для достижения подобного эффекта художники-прерафаэлиты наносили на загрунтованный холст слой цинковых белил, очищали холст от масла и отдавали предпочтение полупрозрачным краскам. Данная техника позволяла добиться необычайной для того времени лёгкости рисунка.

Элизабет Сиддал (1829–1862), знаменитая натурщица и впоследствии член «Братства», стала своеобразным феноменом XIX века. Несмотря на то, что ее семья принадлежала к рабочему классу, Сиддал смогла преодолеть условности своего социального положения и стать одной из самых узнаваемых женщин викторианской эпохи.

В 1849 году Сиддал работала модисткой в шляпном магазине миссис Тозер, где произошла ее первая встреча с Уолтером Хоуэллом Девереллом (1827–1854), приметившим необыкновенную внешность девушки. Деверелл мечтал запечатлеть на полотне образ Сиддал, однако нравы викторианской Англии не позволяли юным леди позировать для незнакомых мужчин. Ситуация отягощалась и крайней религиозностью семьи Сиддал. Спустя непродолжительное время девушке все же удалось добиться согласия родителей, и Уолтер Деверелл запечатлел ее в образе Виолы из комедии Шекспира «Двенадцатая ночь».

Уолтер Хоуэлл Деверелл
Двенадцатая ночь. 1849
В 1852 году Джон Эверетт Милле написал с Сиддал свою знаменитую «Офелию» (1852, Лондон, Галерея Tейт). В качестве локации художник выбрал живописный речной уголок, и после вспоминал, как сам по иронии едва не утонул, работая над эпизодом шекспировской трагедии.

Джон Эверетт Милле
Офелия. 1852
Немаловажную роль в становлении Сиддал как художницы сыграл известный английский теоретик, художник и критик Джон Рёскин (1819–1900). Следует отметить, что сам он был фигурой весьма противоречивой, однако покровительствовал многим художникам. Рёскин оказывал поддержку как мужчинам, так и женщинам, оценивая исключительно степень таланта, а не социальное положение. Он принимал активное участие в поддержке женщин, которые в XIX веке испытывали колоссальное сильное социальное давление. Бывшая ученица Рёскина, Октавия Хилл, основала «Working Ladies Guild» (Гильдия работающих женщин), и с 1853 года теоретик искусства оказывал сообществу финансовую помощь. Октавия обучала, а затем находила работу женщинам, оказавшимся в затруднительном положении.

Финансовую поддержку Сиддал Рёскин предложил в мае 1855 года: за 150 фунтов стерлингов он выкупил все ее акварели и карандашные рисунки. Рисунки были своеобразны, однако Раскин увидел в художнице большой потенциал. Тем не менее, картины, написанные под его влиянием, Сиддал не удовлетворяли. В итоге она отказалась от денег, дабы избежать зависимости, сковывающей ее творческие импульсы.

Конечно, Сиддал смутило не только влияние Рёскина на ее технику рисования, скорее, основную роль сыграли его методы обучения. Невзирая на «инвестирование» в «Женскую гильдию», теория Рёскина о женском образовании была камнем преткновения. Теория зиждилась на принципе, согласно которому женщин следовало обучать так, чтобы они могли понимать и поддерживать мужчин, научились сопереживать страданиям окружающих. По мнению Рёскина, женщина не нуждалась в научном, географическом или историческом знании – вместо этого, на основании самого общего понимания этих дисциплин, женщину следовало подводить к осознанию ничтожности её бытия по сравнению со всеобъемлющим Божественным началом.

Нам известно немало фактов из биографии Сиддал, о её личной жизни и становлении как художницы. Однако поэзии Сиддал и её литературным интересам до сих пор уделялось мало внимания. Её стихи были опубликованы посмертно, а процесс их создания, по всей видимости, Сиддал решила сохранить в тайне, поскольку даже в личных письмах об этом художница распространялась неохотно. После её смерти в 1862 году был обнаружен ряд рукописей, и по меньшей мере шесть стихотворений, которые шли с подписью «Данте Россетти», с целью включить их во второй сборник Кристины Россетти «The Prince’s Progress» (1866). Стихотворения в сборник не попали, так как Кристина нашла их чрезмерно меланхоличными. Поэтическое наследие Сиддал оставалось неопубликованными до тех пор, пока Уильям Майкл Россетти (брат Данте Россетти) частично не включил стихи в несколько собраний семейных писем и воспоминаний, которые начали публиковаться лишь в 1890-х годах. К 1906 году Майклом было опубликовано 15 полных стихотворений: одно в собрании «Dante Gabriel Rossetti. His family Letters with a Memoir», восемь – в «Ruskin: Rossetti: Pre-Raphaelitism», одна в статье «Burlington» и пять в «Some Reminiscences». На данный момент сохранившиеся стихотворения находятся во «фрагментарном» состоянии, многие части с трудом поддаются чтению, так как почерк Сиддал время от времени менялся и становился неразборчивым. Предположительно, это происходило вследствие злоупотребления настойками опиума. Удалось установить оригинальное название лишь одного стихотворения – «True Love» (Настоящая любовь), и его Сиддал подписала своей фамилией.

Ключом к поэзии Сиддал является балладная традиция. Здесь следует вспомнить известного английского поэта Алджернона Чарлза Суинберна (1837–1909), который являлся не только её другом, но и творческим единомышленником. Оба интересовались народными балладами и искали в них источник вдохновения. Несмотря на тот факт, что масштабы их произведений несопоставимы, тем не менее, в них обнаруживаются точки соприкосновения: интерес к медиевистике и увлечение творчеством знаменитого шотландского писателя сэра Уолтера Скотта. Отметим, что собрание баллад «Песни шотландского пограничья» (1802) Скотта стали основным ориентиром Суинберна, на который он опирался при составлении собственного собрания «Poems and Ballads» (1866).

В домашней библиотеке Сиддал хранились все три тома «Песен шотландской границы» (Сиддал даже подписала их собственной рукой). В содержании к третьему тому обнаружились ее карандашные пометки: по всей видимости, она планировала проиллюстрировать выбранные баллады.

То, что пометки обнаружились именно в третьем томе – тоже является важной деталью: собрание Скотта «Песни шотландской границы» издавалось с 1802 по 1803 годы с подзаголовком «Minstrelsy of the Scottish Border: Consisting of Historical and Romantic Ballads, Collected in the Southern Counties of Scotland; With a Few of Modern Date, Founded Upon Local Tradition». По этому принципу собрание делится на три части: исторические баллады, романтические баллады и имитации древней поэзии. Кроме того, Скотт добавил в собрание эссе о суевериях и феях, которое открывает второй том «Песен». В наиболее полном издании 1812 года, согласно делению Скотта, насчитывалось 27 исторических баллад (historical ballads), 49 «романтических» баллад (romantic ballads) и 20 в подражание старинным балладам (Imitations of the ancient ballad). И именно последний том интересовал Сиддал больше всего.

Как и Скотт, Суинберн предпринимал попытки подражания народной балладе. Подобные имитации обнаруживаются и в поэзии Сиддал. И Сиддал, и Суинберн обнаружили, что жанр баллады является благодатной почвой для экспериментов. Сиддал воспользовалась этой свободой даже больше, чем её друг: хотя она сохраняла ритмические паттерны и рифму традиционного балладного жанра, однако отдавала предпочтение более трагическим темам, наполняя их личным содержанием.

Традиционно баллада существовала в устной форме, поэтому печальный, несколько жалобный тон поэзии Сиддал и балладная форма в совокупности свидетельствуют о том, что художница в самом искусстве коммуникации видела значительные недостатки. Женщина викторианской эпохи, какой осмысляет её Сиддал, оказывается неспособной выразить свою эмоцию, оказываясь в конечном счете безмолвной. Именно таким образом художница переосмысляет балладный жанр, наполняя его личным, а порой и интимным содержанием, используя народную традицию как своеобразную «инверсию» поэтики выражения.

Элизабет Сиддал
Кларк Сандерс. 1857
Пришло время рассмотреть пример того, как Сиддал объединила в своём творчестве поэзию и изобразительное искусство. В 1857 году она пишет картину «Кларк Сандерс». Название отсылает нас к шотландской балладе «Clerk Saunders» (в русском переводе «Вилли»), которая была опубликована Скоттом в 1802 году в собрании «Песен шотландской границы». Сюжет баллады развёртывается в саду: во время прогулки Кларк Сандерс предлагает своей возлюбленной Мэй Маргарет разделить с ней ложе. Девушка опасается, что братья заподозрят ее в бесчестном поведении и просит подождать свадьбы, однако Кларку в итоге удаётся уговорить возлюбленную. Он предлагает план: если семеро братьев Маргарет застанут их вместе, девушка скажет, что на её глазах была повязка, и она попросту не заметила, каким образом Сандерс оказался подле нее. Неизбежно братья застают Мэй, спящую на одном ложе с возлюбленным. Поразмыслив, шестеро братьев решают оставить юношу в живых, но последний (седьмой брат) поразил Кларка насмерть мечом. Спящая Маргарет ни о чем не подозревала и лишь на утро обнаружила, что её избранник мертв. В ночь после похорон к Маргарет явился призрак возлюбленного, и они разговаривают до рассвета. Девушка попросила Кларка вернуть свой «трофей» (свою невинность), но мольбы её были напрасны: призрак не в силах вернуть девушке невинность. На прощание Маргарет дала мёртвому возлюбленному безмолвное обещание своей вечной верности, постучав несколько раз по стеклянной палочке и вручив её мертвецу.

На своей одноименной картине Сиддал зафиксировала пиковый момент баллады, не игнорируя при этом и другие сюжетные детали. Зритель видит, что постель в темной комнате Маргарет смята, а молитвенник на столе закрыт. Крыши города, как будто тесно стоящие друг на друге, символически отражают материальную и будничную действительность, в которую героиня не желает возвращаться. В этом отношении стоит обратить внимание на конструкцию окна, которая привлекает своей необычностью. «Глубина» окна дополнительно подчеркивает и усиливает границу между реальностью внешнего мира и сверхреальностью (мистицизмом) разговора девушки с мёртвым возлюбленным. Маргарет и Кларк смотрят друг другу в глаза, однако девушка не может физически коснуться призрачной фигуры. Стеклянная палочка, выступающая связующим элементом, оказывается в её руках, в то время как Кларк протягивает в ответ пустые руки.

Эстетика прерафаэлитов на картине «Кларк Сандерс» выражается в богатых зеленых и кобальтовых оттенках одежды и драпировок, а также в обращении художницы к средневековому сюжету. На картине также присутствует элемент очевидной «саморепрезентации» Сиддал – рыжие волосы Маргарет, и эта деталь предполагает отождествление художницы со своей героиней. Наконец, обратим внимание на самый важный сюжетный аспект: на картине Маргарет закрывает уста стеклянной палочкой, что знаменует разрыв коммуникации героев. Герои взаимодействуют опосредованно, бессловесно, и это выходит за рамки сюжета оригинальной баллады. Общение Маргарет и Кларка становится образным и следует иному языку, в котором «слова» суть стеклянная палочка, передаваемая от одного героя к другому.
вернуться к выпуску